От редакторов:

Швайковский Василий Васильевич (1929-2000), ветеран Вооруженных Сил СССР, подполковник-инженер, 29 лет верой и правдой прослужил в Советской Армии. В 1977 переехал из Одессы в Астрахань и 23 года, до последних дней жизни, преподавал в Астраханском автодорожном колледже. Ветеран труда, он начал работать в колхозе (деревня Слобода Рогачевского района Гомельской области) 14-летним подростком и был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». А в свои 12 лет ему пришлось выдержать такие испытания войной, какие по силам не каждому взрослому мужчине. Именно об этом периоде своей жизни он написал воспоминания, с которыми выступал перед астраханской молодежью на встречах с ветеранами войны и Вооруженных Сил нашей Родины.

Есть, что вспомнить …

В мае 1941 года моего отца, Василия Никитовича Швайковского, призвали в Красную Армию на переподготовку и направили в Брестскую крепость, где он принимал участие в строительстве дотов в укрепрайоне вдоль берега Западного Буга.

А в июне 1941-го, после окончания учебного года, я с мамой Натальей Афанасьевной и сестрой Анной отправились в Брест, чтобы повидаться с отцом.

Отец нас встретил и устроил на частной квартире в городе. Это было 18 июня, в среду. А в пятницу, 20 июня, во второй половине дня он взял меня, по моей настойчивой просьбе, в Брестскую крепость. Признаться, мне как мальчишке очень нравились оборонительные сооружения и военная техника, и я мечтал стать командиром.

От того, что я увидел на территории крепости, у меня захватило дух. Красивые кирпичные казармы с огромной толщиной стен; строгие часовые на постах; бойцы, молодцевато отдающие честь комсоставу; выстроенные в ровные линии и туго натянутые палатки; походные кухни; автомобили, бронемашины. Наступил вечер, но в крепости продолжалась активная жизнь: все куда-то торопливо сновали. Как я потом узнал, подразделения, бывшие в тот день на зимних квартирах, готовились к учению, намеченному на 22 июня 1941 года.

Что собой представляла Брестская крепость? Она была построена еще в царской России, в 1833-1842 годах. Брест находился на старейшем Днепро-Бугском водном пути и на кратчайшей сухопутной дороге из Варшавы в Москву. А сама крепость располагалась на четырех островах. Ее площадь составляла 4 км², длина оборонительных линий по земляному валу достигала 6,5 км. Центром крепости была Цитадель, расположенная на острове, образованном рукавами реки Мухавец, при ее впадении в Западный Буг. Двухэтажная оборонительная казарма Цитадели, длиной около 1,8 км со стенами почти двухметровой толщины, кольцом опоясывала остров и имела более 500 казематов, укрытых от огня артиллерии. Подступы к Цитадели прикрывали с запада – Тереспольское, с юга – Волынское и с северо-востока – Кобринское укрепления. Эти укрепления были защищены земляным валом, высота которого достигала 10 метров. Кроме того, Волынское и Кобринское укрепления окаймлялись рвами с водой, а Тереспольское – нешироким рукавом Буга.

Вот какое грандиозное фортификационное сооружение я видел перед началом Великой Отечественной войны!

В субботний день, 21 июня, отца отпустили на целый день, и мы беззаботно гуляли по городу. Закончили день посещением кинотеатра, с удовольствием посмотрев захватывающий художественный фильм «Валерий Чкалов». Поздно вечером отец вернулся в крепость, а мы готовились ко сну. Утром нам предстояло собраться к отъезду и подождать отца, чтобы он проводил нас на вокзал.

Но 22 июня, в воскресение, все наши планы рухнули. Еще раз встретиться с отцом нам было не суждено… Лишь спустя два с лишним года дошли до нас печальные строки извещения о том, что Швайковский Василий Никитович «пропал без вести». Позднее мы узнали, что мало кому удалось вырваться из Брестской крепости. Все, кто на день войны находились там, не успев выехать на учения, в тот же день, в основном, и погибли. В живых остались единицы, пережившие кромешный ад первых часов нападения фашистов, попавшие в плен и ставшие узниками концлагерей на территории Польши и Германии.

Однако вернусь к рассказу об испытаниях, какие тогда выпали на нашу долю. В ту страшную ночь, в 2.15 по местному (4.15 по московскому) времени, содрогнулась земля. Вначале показалось, что это гроза. Но грохот и свист падавших с воздуха бомб становился все сильнее, и мы, перепуганные, выскочили во двор. Кругом все горело. Взрывы сметали дома, мосты, заводы и фабрики. Особенно много бомб было сброшено на крепость и военные поселения, расположенные в городе. Кто-то истошно крикнул: «Война!». Что нам оставалось делать? По совету жильцов дома, где мы квартировали, мы побежали в сторону железной дороги, к вокзалу. Смертельная опасность нарастала с каждой минутой. От страха быть убитыми, при взрывах бомб и снарядов, мы часто падали, прижимаясь к земле. Увидев бегущих бойцов, спросили, как скорее добраться до вокзала, и услышали, что вокзал уже горит и лучше выйти на дорогу и ловить попутную машину. От них же узнали, что в Брестской крепости находятся немцы, которые вот-вот захватят город. В ужасе мы побежали еще скорее. Тут меня задело осколком от снаряда в левую ногу ниже колена. К счастью, кость осталась целой, но кровь полилась ручьем. Мама перевязала мне рану, и я, прихрамывая, старался не отставать от своих. А следом ранило маму – в руку ниже локтя. Перевязали и с трудом побежали дальше. Наконец, остановилась какая-то автомашина, и мы поехали вместе с другими беженцами подальше от полыхавшего города. Солнце уже поднялось, и немцы начали утюжить снарядами дорогу, запруженную людьми. Отовсюду неслось: «Спасайтесь! Падайте! Бегите к лесу!». Так мы и поступили, прижимаясь к кустарникам и лесу. А во второй половине дня увидели немецкие танки и пехоту на мотоциклах. Нас они не тронули. Но мы сразу поняли, что оказались в оккупации.

Оказавшись вдали от своего дома, без продуктов питания и теплой одежды, мы не знали, что делать, куда деваться. Решили пробираться к родным отца и матери – в Гомельскую область, где мы жили до 1939 года. Шли лесом. По пути встречали наших солдат, вырвавшихся из окружения и пробиравшихся на восток. Позднее из таких вот красноармейцев на всей территории Белоруссии стали формироваться партизанские отряды, в которые вливались местные жители – взрослые и дети. Партизаны отважно воевали с врагом, пуская под откос эшелоны с немецкими войсками и вооружением и уничтожая пособников фашистов – предателей Родины.

В населенные пункты мы боялись заходить: везде хозяйничали немцы. Питались тем, что росло в лесу – грибами да ягодами. Колхозные поля были заброшенными, и мы с утра пораньше собирали там колоски с зерном или мелкую картошку. Шли долго, целых два месяца. Обувь порвалась, и пришлось передвигаться босиком.

Только в середине августа мы добрались до своей родной деревни – Слобода Гомельской области. Увидели сожженные врагом дома, от которых остались лишь печные трубы. Оставшиеся в живых старики и дети ютились в землянках и бывших баньках. Нашли мы нашу бабушку – мать отца, а потом и других родственников. В памяти остался запах и вкус хлеба, испеченного бабушкой в честь нашей встречи. Состоявший наполовину из размолотых дубовых желудей, он показался нам вкуснее всех лакомств на свете, ведь этот хлебушек мы ели впервые за время скитаний по лесам. Между прочим, наши раны затянулись благодаря настоям из лесных трав, в целебности которых мама хорошо разбиралась.

Оставшись в Слободе, нужно было самим соорудить себе жилье. А в семье-то остался лишь один мужчина – это я, двенадцатилетний Вася, хотя и небольшого росточка, но все равно мужчина. И надо сказать, сообразительный. Присмотрел баньку, уцелевшую в огороде. Чуть подлатал – и готово. Там мы и прожили до 1943 года. Но, прежде чем дождались освобождения, немало настрадались. Как и в других поселениях, в нашем селе «за порядком» следили полицейские. Их целью было уничтожение коммунистов, командиров и комиссаров Красной Армии, евреев, служащих советских учреждений и их семей. А в нашей семье было трое офицеров-коммунистов: мой отец и его старшие братья – летчик Дмитрий и артиллерист Владимир. В деревне об этом знали, но не доносили на нас немцам. И только летом 1943 года один из подпольщиков, работавший в комендатуре, передал нам через связных партизанского отряда, командиром которого являлся Киселев, что фамилия нашей семьи значится в черном списке коменданта района, поэтому все трудоспособные подлежат рабскому угону в Германию, а нетрудоспособные – уничтожению. Выход один – срочно перебраться из деревни в партизанский отряд. Таким образом, в июне 1943 года мы оказались в прославленном боевыми подвигами партизанском отряде Киселева. Мама ухаживала за ранеными, а мы с сестрой и другими подростками из партизанского отряда, по заданию командира, наблюдали за передвижением войск по шоссе Варшава-Москва. Ходили по 3-4 человека, с лукошками, как грибники. Собирали и грибы, и нужные сведения. Но однажды случилась беда. Фашисты подослали в партизанский отряд лазутчика – венгра, который якобы добровольно перебежал к партизанам из немецкой армии. Тот все разведал и ускользнул из отряда. А через несколько дней немцы стали усиленно бомбить партизанское расположение. Через два часа бомбежка закончилась. Мы ждали «прочесывания» леса, но немцы не решились пойти в наступление. Часа через четыре наше командование решило проверить, остались ли немцы на поляне. В разведку пошли я с мамой и еще две женщины. Только мы вышли на поляну, как из-за кустов перед нами появились три немца: два с автоматами и один с ручным пулеметом. Видимо, ждали партизан. Деваться нам было некуда. Бежать невозможно. Связали нам руки, привязали друг к другу и погнали в деревню Слобода, где расположилась немецкая часть. Привели нас к какому-то начальнику, и тот приказал посадить нас под стражу – в баню, стоявшую в огороде. Баню и дом, где располагался штаб немецкой части, охранял один и тот же часовой. Расстояние между ними составляло около 40 метров. Мы наблюдали за часовым через щель между бревнами и соображали, что нам предпринять. Одна из женщин (она была женой заместителя председателя райисполкома) предложила начать рыть подкоп, когда часовой пойдет от бани в сторону штаба. Часовой беззаботно наигрывал какую-то немецкую мелодию на губной гармошке, а мы перегрызли зубами связывавшие нас веревки и стали подкапываться. Стерли руки в кровь, но под утро смогли выползти через подкоп на волю. И потом еще долго ползли, чтобы не обнаружился наш побег. Выручило то, что лес был рядом. Там уж мы бежали сломя голову. А через день разыскали свой отряд, в рядах которого встретили в октябре 1943 года наших освободителей – доблестную Красную Армию. От радости все мы плакали, не стесняясь выразить переполнявшие нас чувства…

Когда мы вернулись из леса в свою деревню – Слободу, не верилось, что теперь можно не прятаться и не бояться. Было холодно, голодно, но превыше всего было почувствовать себя свободными!

Никогда не забыть мне Великой Отечественной войны. Да и как забыть после таких переживаний. На этой войне погибли мой отец Василий и его старший брат Дмитрий. Средний брат – Владимир вернулся с фронта летом 1944 года, став инвалидом.

Как хочется, чтобы наши дети и молодежь жили без страха и лишений, которые несет война. За мир надо бороться всеми средствами. И крепкой обороноспособностью, и самоотверженным трудом, и ответственной учебой. И искренними воспоминаниями о пережитом в годы войны. Забыть это просто невозможно.

Василий Швайковский,

 ветеран Вооруженных Сил СССР,

ветеран труда,

юный труженик тыла в годы

Великой Отечественной войны